Он знал, что она здесь ещё до того, как послышался её голос. Обоняние, слух, осязание, зрение - всё улучшилось. Но при этом, когда он чуть повернулся на голос, было заметно, что его глаза стали изумрудного цвета...
Что для него есть ночь? Это возможность скрыться от посторонних глаз. Это возможность остаться наедине... наедине с той, кого он ждёт долгих двадцать четыре дня. Той, кто является его настоящей страстью, вечной тайной любовницей и постоянным злейшим врагом. Когда она смотрит на него, кровь закипает в жилах, голова начинает кружиться, а на волу лезет столько слов, что становится страшно. И все они превращаются в нескончаемую песню, которая рвётся из самой души, а, выходя на ружу, превращается в вой. Кто его сможет понять? Лишь горсточка тех, кто похож. И ещё те, кто воют вместе с ним. Зверь. Он всегда будет жить в душе Римуса Люпина. Опасный, вечно голодный, жестокий и дикий, но такой родной. Боле неотделимый. Это его крест? Отнюдь. Сначала он боялся. А теперь лишь принял. И вот теперь он скрылся от посторонних глаз среди деревьев на самой опушке Запретного леса. Обычно он уходит с друзьями. Но сегодня... он решил остаться один. Потому что ему надо было подумать. Поэтому он здесь. Сидит и смотрит вверх. Пока что облака скрывают его подругу, но её песня уже слышна. Сегодня она благосклонна. Но кто-то его решил в этот раз побеспокоить. Ноздри втянули запах прохладного вечера, воды, деревьев, тварей в лесу... и тот самый немного сладостный аромат девушки. Кем она была для него? Подругой? Нет. Она была для него большим. Но при этом страх заставлял Римуса держаться от неё подальше. Да, сердце немного ныло. Но это лучше, чем если бы она смотрела на него с презрением, тыкала в него пальцем и кричала: "Чудовище!". Поэтому он решил этого избежать. Как от многих людей, он держался от неё подальше. Но в этот раз не двинулся с места. Потому что зверь уже восстал. И ему было интересно.
...Хищная улыбка, больше похожая на оскал, появилась на лице Римуса. Он пока стоял к ней только в профиль.
-Помощь? Меда, она понадобится скорее тебе, если не уберёшся...
Останется ли? Неизвестно. А если и так... он пока не знал что будет делать.

Спокойствие. Только спокойствие, - подумал Римус и прикрыл глаза. Нет, он не хочет делать ей больно. Более того: он хочет сделать ей что-то приятное. Поэтому он лишь опускается на траву и чуть хлопает рядом по земле:
-Садись, конечно, - зверь внутри более чем недоволен: как же, какой-то там человечешка смеет ему приказывать? Но всё же утихомиривается, потому что знает: как только возьмёт верх, тут же отомстит. Римус поворачивает голову и вглядывается в черты лица Андромеды. Девушка была просто прекрасна: светлая кожа, которая немного светится в звёздном небе и чёрные волосы, которые кажутся темнее, чем сама ночь. Мягкая улыбка скользнула по лицу Люпина, хотя его глаза светились всё так же: по-звериному.
-Прости... что-то у меня настроения нет... поэтому и остальные в замке.
Вполне традиционно скинуть всё на пресловутое "настроение". Хотя она наверняка уже что-то заподозрила. Но ничего. Сейчас он будет спокоен. Но потом всё же спровадит девушку: тучка-то не бесконечна!
Сердце стучалось о рёбра мягко, размеренно, но когда его взгляд падал на Меду, то как-то странно "ёкало", от чего ему становилось немного не по себе. Странное, новое чувство, которое пугало зверя и так нравилось человеку. Это называется любовью? Или что-то другое? Нет, всё же человеческая речь - очень странная штука. Конечно, в большинстве случаев она очень удобна, но иногда ставит в тупик. При чём в такой, что не выберешься! Вот например слово "нормально". Очень популярно среди людей. Но при этом абсолютно бессмысленно, ведь оно имеет огромное количество...
Стоп. Не место и не время рассуждать о речи... хотя.... намного удобнее именно выть. Многим может показаться, что это просто глупо, но при этом это намного яснее, потому что все чувства открываются. Вдруг Ремусу в голову пришла безумная мысль: предложить Андромеде повыть с ним. Он даже открыл рот, чтобы сказать это... но потом его закрыл, чуть мотнул головой и выкинул мысль куда подальше.

Римус улыбнулся и чуть обнял Меду. Ему было хорошо. Насколько может быть хорошо тому, кто буквально «стоит пред дулом пистолета». А точнее, сидит перед луной, которая вот-вот выглянет из-за тучи. Но всё же мрачные мысли о недалёкой опасности куда-то улетучились, его обычно серьёзное выражение лица уступило более легкомысленному, и он погрузился в атмосферу восторга, которым переполнялось юношеское сердце. В семнадцать лет люди только начинают жить. Именно тогда тот орган, который качает кровь, наиболее трепетен, и под его влиянием юноша, которого уже так назвать нельзя, но и мужчиной ещё рано, чаще всего подвержен напастям любви. Девушки в это время – что-то вроде войны: не завоевал сердце – проиграл. Но этим Люпин отличался от других: он был постоянен. А Андромеда была для него единственной страстью. Обычно в школе он не смел к ней подходить, опасаясь отказа. Этим Люпин не отличался от большинства своих одногодок. Да, каждый свой проигрыш он всегда оценивал, чтобы не совершать ошибок в будущем, но на «личном фронте» (как это принято называть) у него было пусто от той нерешительности, которая охватывала всё его существо при приближении красивой и хрупкой девушки с великолепными чёрными, как сажа, волосами. И вот теперь, немного прижимая к себе ту девушку, которая заставляла сердце стучаться быстрее обычного, о которой он часто думал по ночам, которая постоянно стояла перед его глазами, он мог назвать себя на вершине счастливой волны. Забыв обо всём на свете, он чуть прижался губами к её уху, легонько поцеловал в шею и вдруг прошептал те слова, которые обычно не вырываются с лёгкостью, которые так ждут девушки, которых так боятся молодые люди:
-Я тебя люблю.
И вдруг он почувствовал, как боль парализовала всё тело. Из глаз посыпались искры, а из груди вырвался звериный рык. Римус поднял голову и встретился глазами с разгневанным сиянием своей Госпожи. Та была в такой ярости, что, казалось, Люпин сгорит изнутри под её натиском. Юноша вскочил и тут же отбежал на порядочное расстояние от своей пассии, забыв снова обо всём, сосредоточившись на словах, которые вырывались из его уже пасти с яростным лаем:
-Беги! Беги! – она вряд ли его послушает. Потому что его лицо закрыто руками, потому что он отвернулся. Она не может видеть той шерсти, которая выступала на висках, она не может видеть, что его голова удлиняется. Боль, тупая боль пронзает всё тело. Хочется метаться, выть, биться об землю, лишь бы избавиться от тех невыносимых мук, которые заставляли его тело согнуться практически пополам, прижавшись к траве. Но в этот момент ярость Луны скрылась за тучей, которая будто бы поспешила обортню на помощь. И вот тут он оглянулся. Лицо его было искажено жестокостью, которая молнией пронзила его мягкие черты. Казалось, он немного ощетинился, зубы будто бы выросли, клыки удлинились. Его глаза горели изумрудным светом, который, будто бы излучался от него, освещая небольшую полянку. Его взгляд дикого зверя был устремлён на Андромеду. Что чувствовал Римус в этот момент? Он больше не мог сопротивляться: настоящий зверь вырвался на свободу, и у него была одна цель: завладеть жертвой. Именно поэтому через два прыжка он уже был рядом с девушкой, палочка которой полетела в неизвестном направлении, а спина её была прижата к траве. Она наверняка почувствовала остро падение, которое было спровоцировано тяжестью его, прямо сказать, туши. Нет, внешне он всё также оставался человеком, но все его стал намного больше. Его ладони прижали кисти рук девушки к земле. Его лицо было совсем рядом с её, а его губы уже впились в её в безумном поцелуе…

я буду отвечать, но редко. Инет есть, но барахлит постоянно.

Римус тяжело дышал. Голова гудела, будто пытаясь разорваться. Каждый вдох давался с таким трудом, будто вокруг был не лес, а гиена огненная. Из глаз будто били искры, попадая на его же кожу, которая от этого покрывалась волдырями. Но это была лишь видимость, обман зрения, которые подпитывались тем, что его слух обострился. Каждый звук теперь был для него будто раскатом грома в небе. Глаза Люпина были уставлены в глаза девушки, которая лежала под ним, но при этом юноша, будто её не видел. Что она говорила? Какой-то бред. И лишь её крик дошёл до его ушей. Сквозь звериный взгляд скользнуло нечто осмысленное. Римус резко встал и отошёл от своей жертвы. Зверь понемногу стихал, но боль никак не проходила. Он чуть опустил голову и вдруг упал на колени. Из глаз выскользнули слёзы. Да, он плакал. Плечи чуть дрожали. Он не понимал что делать, что делать ТЕПЕРЬ. Единственно дорогой для него человек теперь будет ненавидеть его. Наверняка так будет. А всё из-за какой-то минутной ошибки. Ошибки, которая сможет повториться и тогда вполне может произойти нечто ужасное. Её крик не будет помогать вечность. А её страх не пройдёт никогда. Потому что раны на сердца не заживают просто так. Римус не замечал её больше. Не хотел? Нет, боялся увидеть её полные ужаса глаза, боялся понять, что всё, что было ранее, кончилось. А что было? Практически ничего. Нет, ничего не было внешне, но внутренне… он любил. И был готов умолять её на коленях простить. Его слёзы смешивались с дождём, который начал моросить. Раньше он этого не замечал. Постепенно мир начинал снова оживать. Да, зверь покидал свои позиции. Но это было наверняка ненадолго.
-Прости меня, - два слова, которые не любит произносить первым никто. Но Римус знал, что это нужно сказать, даже если он получит отказ. Люпин встал. Сидеть на траве не было смысла: надо скрыться до того, как он снова наделает ошибок. Медленно он подошёл к девушке, будто боясь, что спугнёт любимое существо. Он посмотрел на её лицо сверху вниз. Мягкие черты, красивые, нежные губы. Она была тем совершенством, которое нельзя трогать. А он тронул. Чуть прикрыв глаза, он заговорил. Нежно, снова ласково, но при этом горько и с огромной долей сожаления:
-Теперь ты знаешь кто я. Что же. Ты также познакомилась с другой моей половиной. Как ты видишь, со мной бывает очень сложно договориться, - тень ухмылки скользнула по его лицу, - поэтому лучше уходи.
Он снова отвернулся. Так хотелось снова ощутить её вкус на своих губах, её аромат, который никогда не сравниться ни с кем. Римус хотел кричать. Но нет, сейчас он делать это не будет: потом, забившись в чащу, он будет кричать, кричать на эту Луну, которая своею ревностью всегда всё портит. Он будет кричать на неё, жалуясь на людей, которые будут его всю жизнь бояться. Он будет кричать о своей любви. Он будет тогда один. На его крик кто-нибудь прибежит. Но он уйдёт, потому что этой ночью от него уйдут. Навсегда.
-Только не забывай о моих словах, - шепчут его губы, едва перебивая нежный шелест дождя, - никогда.

Он улыбнулся. Не оттого, что ему было смешно, не оттого, что ему хотелось сделать это. Нет, скорее он улыбнулся просто потому, что по-другому на её мольбы невозможно было ответить. А как? Сказать, что так и сделает? Вторая его половина неотрывна. Невозможно просто так взять и выкинуть её из головы. Даже когда нет полнолуния, он находится под её влиянием. Соврать? Нет, когда он стоит во так и смотрит в её глаза, чувствует жар её тела, ноздрями вдыхает этот переменчивый аромат… никогда. Что с нами будет? – мысль врезается в голову и больше по кидает её. Что делать? Как быть? Вопросы, вопросы, вопросы… нет, он будет вести себя как прежде. Но при этом боль поселится в сердце. А она хочет быть с ним. Иначе бы речь её была произнесена не так, иначе бы он не смотрела с этим беспокойством, иначе бы её сердце не колотилось настолько быстро, иначе бы она не дышала так прерывисто, от чего небольшая грудь ходила ходуном. Всё было бы иначе: они сидели бы где-нибудь в тёплом месте, пили бы сливочное пиво, и она бы это сказала просто так, как между прочим.
Но тут вдруг разъярённый зверь проснулся в голове у юноши. Что она себе позволяет? Диктует что делать? Если бы она так хотела быть с ним, то тогда бы не сопротивлялась бы при поцелуе, не смотрела бы с таким беспокойством и при этом страхом в его глаза. Римус шагнул вперёд: надо было проверить что она хочет. Ведь с девушками не поймёшь: где игра, а где реальность. Они слишком привыкли в страхе прятать свои чувства не понимая, что зря это делают. -Но она же показала, даже сказала, что любит! –Глупец. Она это сказала только для того, чтобы я не разорвал её на части и всё. Беспокоилась за свою целостность и невинность. Они все так поступают… Горечь. Вот что вселил юноше этот голос: беспокойство и неверие.
-Ты думаешь, что это всё имеет смысл? – спросил будто бы сам себя, но вслух. И тут же приложил палец к её губам: -Не отвечай. Знаешь, я думаю, что пока лучше оставить всё как есть. Но не на сейчас.
Он подошёл чуть ближе и улыбнулся, заглянув ей прямо в глаза. Он чуть одной рукой обнял её за талию и прижал к себе. В его взгляда не было больше того бешеного зверя: лишь спокойствие, нежность… и страсть. Его улыбка была немного кривая, чуть неловкая, но уверенная. Его губы чуть приблизились к её. Для этого пришлось немного нагнуться. Она была настолько хрупкой, что казалось, будто сейчас рассыпится в его слишком грубых для неё. Он не стал её целовать, остановившись где-то в миллиметре от неё.
Что есть любовь для Римуса? Двойственность его личности не мешает этому чувству, но при этом понимает его по-разному: одна любит со всей нежностью, на которую способна душа, а вот вторая половина любит её со страстью, на которую способен лишь зверь. И вот в эту секунду обе они объединились. В его глазах свернула искра, хотя при этом он держал её всё так же нежно. Отказав, он не пытался извиняться лишь следуя своим чувствам. Она поймёт. Это было его надеждой… а если не поймёт, то сегодняшняя песня будет очень грустная.

прости, раньше не мог ответить: не было времени, а потом проблемы с инетом.